|
Garshin.Ru |
|
Лексиконы |
|
Пишите |
|
|
| Русские словари: |
Библиографии: | Этимологические | Толковые | Диалектные | Исторические | Нормативные | Термины |
| Словари на сайте: | Фасм. | Цыг. | Шан. | Сем. | Шап. | Шим. | Даль | Крысин (ин.сл.) Ожегов | Арх. | Новг. | Пск. | СРНГ | Академии | Лопатин | Тихонов | Нефтегаз | Промбез | IT | ГИС |
|
Пока помещена рецензия Ю. В. Откупщикова. Есть ли другие - автору сайта пока не известно. Разделы страницы с рецензиями и отзывами на цыганенковский этимологический словарь и этимологии Галины Павловны Цыганенко Цыганенко:
|
[Рецензия приводится с некоторыми сокращениями и разделяется на именованные секции, чего нет у автора рецензии. В квадратных скобках - примечания автора сайта Словород.]
Новый этимологический словарь русского языка предназначен главным образом для учителей-словесников и для учащихся средней школы. Его можно использовать также для занятий со студентами филологических факультетов. Наконец, научно-популярный характер нового словаря делает его вполне доступным для массового читателя, проявляющего, как известно, постоянно растущий интерес к происхождению слов, к истории родного языка.
Словарь Г. П. Цыганенко, написанный на материале уже существующих этимологических словарей, интересно задуман и, в основном, хорошо выполнен. Автор словаря не ограничивается чисто этимологическими задачами, но подробно останавливается на истории слов [т.е., показывает цепочку этимологий] и на словообразовательных связях между ними. В этом отношении рецензируемый словарь не в меньшей, а, пожалуй, даже в большей степени, чем КЭСРЯ [?], является словарем словообразовательно-исторического характера.
Удачным представляется алфавитно-гнездовой способ размещения слов в словаре, что позволяет экономно излагать этимологический материал, избегая ненужных повторений. Автору удалось устранить наиболее существенные недочеты алфавитно-гнездового способа размещения словарных статей. Как известно, в словаре А. Г. Преображенского, например, для того чтобы найти слово, в отдельных случаях нужно заранее знать его этимологию. Разного рода отсылки помогают читателю словаря Г. П. Цыганенко быстро найти нужное ему слово. Правда, система отсылок не во всех случаях достаточно продумана. Так, едва ли стоило давать этимологию под рубрикой производных слов, отсылая к ним читателя, который ищет более простое слово. Например: личный – см. приличный, строфа – см. катастрофа. В словаре есть специальная статья подноготная, а в статье ноготь сказано только: "см. нога".
Отбор слов, ориентированный преимущественно на активную лексику русского литературного языка, в основном, не вызывает возражений. Наличие большого количества слов иноязычного происхождения также не может считаться недостатком этимологического словаря. В рецензии на словарь Н. М. Шанского (Откупщиков 1966: 118–119) нам уже приходилось писать о том, что объяснение иноязычного слова в этимологическом словаре преследует задачи, во многом отличные от задач, стоящих перед словарем иностранных слов. Поэтому неправы те этимологи, которые считают, что иноязычная лексика должна объясняться в словарях иностранных слов или в этимологических словарях соответствующего языка. Однако, когда Г. П. Цыганенко пишет, что в этимологическом истолковании нуждаются «прежде всего слова, иноязычные по происхождению» (с. 5.), то с подобным утверждением едва ли можно согласиться. Между тем это credo автора словаря нашло свое отражение и в отборе лексики. В словаре мы находим такие, например, иностранные слова, как аккумулятор, барбарис, калькуляция. Но в нем нет русских слов: ваять, великий, веревка, верх, вес, вешать, висеть, вечер, висок, вихрь, вишня, влага, вожжа, ворон(а), ворчать, воск, вред, вчера, вымя, высокий. Кстати, все приведенные слова (взятые выборочно только на букву –в-) можно найти в КЭСРЯ.
Положительным качеством нового словаря является последовательно проводимое разграничение языка-источника и языка-посредника при этимологизации заимствованных слов. Следует также признать удачным снабжение каждого этимологизируемого слова пометой с современным его значением. Хотя это, строго говоря, – функция толковых словарей, данное новшество устраняет возможность смешения реконструируемого и современного значения слова при пользовании словарем.
Очень интересны в словаре примеры из украинского языка и его диалектов. [А из беларусского и других славянских?] Во многих случаях они проливают новый дополнительный свет на этимологию или на словообразовательную модель анализируемых русских слов, например: укр. побралися 'женились' (статья брак), укр. диал. ректи 'говорить' (речь), укр. немовля 'дитя' (отрок), укр. глупа (глуха) нiч 'глубокая, глухая ночь' (глупый), укр. клюйдерев 'дятел' (дятел) и др. Думается, что в русском этимологическом словаре, вышедшем на Украине, материал украинского языка можно было бы даже расширить. Так, для статьи дятел неплохо было дать ссылку на укр. диал. довбач 'дятел', для статьи кора – на укр. диал. черти 'обрезать, обдирать кору' (черти относится к кора, как везти к воз, нести к ноша и т. п.). В статье парикмахер архаичную русскую форму перукмахер неплохо было бы сопоставить с укр. перука 'парик', перукар 'парикмахер', перукарня 'парикмахерская'. В пользу польского посредничества при заимствовании рус. комната свидетельствует укр. кiмнáта – с ударением на предпоследнем слоге. В статье река можно было сослаться на укр. ринути 'потечь', в статье петь – на укр. твень 'петух' [?].
Основная масса статей рецензируемого словаря написана интересно и убедительно. Из имеющихся этимологий автор обычно выбирает наиболее правдоподобные. [Можно было бы вкратце упомянуть и менее правдоподобные, но для учительского пособия это, наверное, излишне.] Из особенно удачно написанных статей можно было бы отметить статьи кабинет, одеколон, печать, птица, ярый и мн. др. Останавливаться на содержании этих статей в рецензии едва ли целесообразно. Гораздо проще читателю обратиться непосредственно к словарю. Полемизировать с автором по отдельным этимологиям, которые рецензенту представляются неудачными, в рамках краткого отзыва также было бы затруднительно. Поэтому в критической части рецензии я позволю себе остановиться главным образом на общих вопросах принципиального характера.
Начнем с вопросов фонетики. У читателя словаря может создаться весьма смутное представление о том, что такое звуковое соответствие и чередование. По существу, любой случай в расхождении звучания сравниваемых слов автор рассматривает как «звуковое соответствие» или «чередование». Можно ли, например, говорить, что в словах дань и (по)дать мы имеем «звуковое соответствие» н – т ? Разумеется, нет, ибо перед нами просто разные суффиксы. Однако Г. П. Цыганенко в аналогичных случаях пишет о «звуковых соответствиях». В результате в словаре устанавливаются «соответствия» типа герм, -bh- (кстати, этот и.-е. звук утрачивал в германском свою придыхательность) и слав. -m- (с. 535) или лит. -g- и слав. -z- (с. 366). На самом деле и.-е. *bh- дает и в германском, и в славянском -b-, а славянскому -z- соответствует лит. -ž-, а не -g- (cp. зима – žiema). В случае рус. (у)толити – лит. tìlti автор видит «звуковое соответствие» о – i (!), хотя перед нами обычное чередование *о/нуль (*ol/*l̥). Нельзя говорить о «соответствии» j – l в случае язык – лат. lingua (с. 564), хотя бы потому, что латинское слово было образовано от dingua (ср. эту архаичную латинскую форму и нем. Zunge). Г. П. Цыганенко устанавливает «звуковое соответствие» th – p для готского thiuda – piuda (с. 543). Но все дело в том, что -th- в первом слове – всего лишь транскрипция, а -p- во втором – повторение опечатки А. Г. Преображенского (-p- вместо правильного þ). На самом деле перед нами одно и то же готское слово þiuda.
«Чередованием» в словаре называется всякое фонетическое изменение, а не его результат. Отсюда постоянно повторяющееся выражение: «произошло чередование звуков». В итоге фонетические изменения типа и.-е. *к’ >праслав. *s- или и.-е. *ō- > праслав. *а- в словаре называются чередованием (с. 429, 325, 456). Качественное изменение и.-е. *ō- > праслав. *а- автор словаря называет также «удлинением» (с. 344, 350 и др.), хотя никакого количественного изменения гласного в данном случае не было.
В словаре постоянно смешиваются праслав. -ŭ-, -ū- и -ou-. Такие звуковые изменения, устанавливаемые автором, как ои>ы>ъ>о (с. 350) или ы>ъ>о>нуль (с. 588), очень трудно признать правдоподобными. Целый ряд реконструкций, связанных с праславянскими дифтонгами -ei- и -oi-, также следует признать сомнительными. Так, –ѣ- в слове венец (вѣньць) автор возводит к дифтонгу -ei-, хотя этот дифтонг закономерно дает –и- (вити), а –ѣ- в приведенном случае явно восходит к -oi- (ср. лит. vainìkas). В качестве примера второй палатализации заднеязычных в словаре приводится *izgoiti > изжити (с. 573). Против этого можно сделать сразу несколько возражений: 1) переход g > ж относится к первой, а не ко второй палатализации; 2) дифтонг -oi- в середине слова давал –ѣ-, а не –и– (*vilkoi > вльци – только в конце слова); 3) -goi- по второй палатализации дало бы –зѣ– -, а не –жи-. В слове лицо палатализация произошла не перед гласным переднего ряда (с. 371), а после и (тип прорицати).
Автор неправильно понимает термины «нуль гласного» (с. 243) –и– «звуковая разновидность». Вѣдѣти и *volsti не могут считаться звуковой разновидностью глагола видѣти и *volděti (с. 74, 351), ибо перед нами или разные словообразовательные модели, или же слова с разной семантикой.
В ряде случаев фонетико-словообразовательные реконструкции, приводимые в словаре, не выдерживают критики с хронологической точки зрения. Такие реконструкции, как и.-е. *gu̯ei-ti (с. 148), *keuti (с. 542), *sm̥to (с. 496), *ši- (с. 548), невозможны, ибо в индоевропейском не было суффикса инфинитива -ti палатализации *s (> š) и изменения *k’ > s. Разумеется также, что и.-е. *sēmen не могло быть образовано от (праславянского) *sěti (с. 419). В статье рак автор, излагая одну из этимологий этого слова, пишет, что «оно возникло из более старого *kar- вследствие перестановки букв (так называемая анаграмма)» (?! – с. 390). Перед нами яркий образчик смешения звука и буквы. Несомненно, слово рак значительно древнее самых древних памятников славянской письменности, и ни о какой «анаграмме» здесь не может быть и речи (очевидно, автор имела в виду метатезу – перестановку звуков).
Разного рода фонетические погрешности и ошибочные реконструкции содержатся также в статьях: звезда, кафедра, киснуть, круг, латы, отрок, простор, село, слово, совесть, стремиться, тень и др.
Перейдем к замечаниям словообразовательного характера. Г. П. Цыганенко придает большое значение так называемому безаффиксному способу образования слов, действуя при этом нередко с излишней прямолинейностью. Я не буду здесь касаться приставочных образований, – это очень сложный вопрос. Но посмотрим, как автор устанавливает характер деривации у бесприставочных имен и глаголов. К сожалению, никакой последовательности мы здесь не найдем. Почему, например, зевать образовано от зев, а клев – от клевать, зыкать [?] – от зык, а бык – от букать, значить – от знак, а пар – от парить, цвести – от цвет, а клад – от класть? В словаре можно найти не менее полусотни примеров, где характер устанавливаемой деривации или сомнителен, или неверен. Об отсутствии у автора надежных критериев при установлении типа деривации говорит случай с прямо противоположным толкованием: лов от ловить (с. 201) и ловить от лов (с. 245). Особенно часто Г. П. Цыганенко возводит имена к явно вторичным отыменным глаголам на -ити, -ати. Так, слово квас, по ее мнению, было образовано от квасити "в результате отбрасывания суффикса –ити" (с. 197), пар и укр. пара – путем такого же отбрасывания суффикса – от парити (с. 328), слава – от славити (с. 428), груз – от грузити (с. 115), луска [?] – от лущити (с. 537) и т. п. Однако с таким же успехом можно было бы говорить о том, что мыло образовано от мылити, пена – от пенити, туман – от туманити и т.д. Во всех приведенных случаях глаголы на –ити были образованы от соответствующих имен, а не наоборот. Некоторые из этих имен имеют надежные соответствия в родственных индоевропейских языках, т. е. возникли они еще тогда, когда не было суффикса инфинитива – (и)ти. На самом деле праслав. *gromz-ъ (> груз), например, представляет собой производное от *gremz-ti (> по-грязти) – с обычным чередованием -е-/-о- типа везу – воз, *trems-ti (> трясти) – *troms-ъ (> трус) и т. п. И уже на именной основе *gromz- был образован каузативный глагол грузити. Та же самая словообразовательная модель отчетливо видна на примере литовских соответствий: grim̃z-ti → gramzdùs 'погружающийся' → gramzd-ýti (каузатив).
В других случаях автор словаря возводит к глаголам явно отыменные образования. Так, слово пища объясняется как производное от питати (с. 343). Между тем этот глагол был образован от той же самой именной основы пит– (ср. др.-рус. пита 'пища'), что и пища ( <*питja, ср. ст.-сл. СВѢЩА < *свѣтja – от именной основы свѣт-). Др.-рус. чувьство в словаре возводится к чувати. Однако, во-первых, суффикс -ьство присоединялся к основе на согласный, а глагол чувати имеет основу на -а-. Во-вторых, с помощью суффикса -(ь)ство формировались отыменные, а не отглагольные образования. Подобного рода неверная деривация устанавливается в словаре для слов горн, живот, кольчуга, ловкий, оскома, остров, плач, строка, сукно, тропа, ужас, час, черта и др., а также для значительного числа латинских, греческих, французских и немецких слов. Так, неверно утверждение, что лат. pirula – от pilula (с. 335). Первое слово является уменьшительным к pirum 'груша', второе же – к pila 'мяч'. Латинские глаголы tribuo и verso восходят к именным основам tribu(s) и vers(us), а не наоборот (с. 487, 506). Нем. Schlange 'змея' образовано от schlingen, а не от schlängeln (sich). Утверждение автора словаря (с. 549) равносильно тому, что слово змея образовано от змеиться. Примеры подобного рода можно было бы увеличить в несколько раз.
В целом неудачными нам представляются статьи афиша, борона, варяг, герметический, гладиатор, дорога, желудь, зябнуть, иметь, квасить, корова, корыто, облако, пласт, плыть, порт, посетить, свекровь, слава. Каждая из этих статей содержит различного рода фактические ошибки или неудачные толкования. В ряде случаев, когда в словаре приводится несколько различных этимологий, наименее удачные из них лучше было вообще не давать. Например, врач – как тюркское заимствование, желудь – к жрать, заяц – к зиять, зима – как 'время дождей', мороз – в сопоставлении с лат. pruīna 'иней', рак – к лит. ràkti 'ковырять', тесный – к др.-гр. στενός 'узкий, тесный', уголь и ягненок – к огонь. В то же время в отдельных случаях не мешало бы включить в словарные статьи некоторые новые этимологии, еще не вошедшие в существующие этимологические словари русского языка. Здесь я мог бы сослаться, например, на некоторые интересные и хорошо аргументированные этимологии О. Н. Трубачева (петь, обилие и некоторые другие).
В рецензируемом словаре содержится немало неточностей и ошибок в переводах иноязычных слов. Например, лат. agens (с. 16) 'истец', а не 'адвокат'; лит. dervà (с. 126) 'смола', а не 'сосна' (повторение ошибки Α. Г. Преображенского и Μ. Фасмера, исходивших, видимо, из значения 'смолистая (сосновая) лучина'; древнее финское заимствование terva 'смола' говорит о большой архаичности именно значения 'смола'); лит. káuti (с. 205) 'рубить', а не 'ковать', kartùs (с. 218) 'горький', а не 'бедный', kasà (с. 220) 'коса', а не 'волосы', лтш. mîts (с. 263) 'мена', а не 'менять', màlka (с. 271) 'глоток', а не 'напиток', skurbstu (с. 426) – не существительное ('обморок'), а 1-е л. ед. ч. глагола skùrbt; итал. soldo (с. 440) от (латинского!) solidus, что буквально означает 'плотный', а не 'золотая (монета)'; лит. spė́ti (с. 445) 'успевать', а не 'быть степенным'; др.-гр. στρουϑός (с. 456) 'воробей', а не 'птица'; лит. аиmenys 'разум', а не 'память' (с. 505) и не 'знакомый' (с. 567). Есть и другие примеры неудачных или неточных переводов.
Местами в словаре перепутаны примеры из разных языков. Так, vȩzums (с. 63) и stupas (с. 446) – латышские, а не литовские слова; огbus (с. 387) и russus (с. 405) – латинские, а не литовские. Много случаев непоследовательной орфографии в передаче древнегреческих, древнеиндийских, литовских и праславянских слов. Так, праславянские реконструкции, вопреки обещанию (с. 575), нередко даются кириллицей (с. 365, 427 и др.) [почему бы и нет?]. Древнеиндийская висарга передается тремя разными способами (-s-, -ḥ- и -h-). В одной и той же статье в словах с одним и тем же древнеиндийским корнем один и тот же звук передается то посредством -ç-, то -ś- (c. 220). Греческий ипсилон обозначается то как -u- (с. 15), то как у (с. 19); дифтонг -ou- – как -u- и как -ou- и т. д. Подобного рода разнобой – и в передаче литовских слов (не говоря уже о таких «мелочах», как ударения).
К сожалению, в словаре нередки случаи с непоследовательными и противоречивыми объяснениями. Так, в латинских nomina agentis автор вычленяет то суффикс -tor (правильно), то -or (с. 16, 218), то -ātor (с. 99, 213). На с. 133 говорится о том, что *dorga «образовано с помощью суффикса *-ga>-гa... от глагола *dergati». Но ведь этот суффикс есть уже у самого глагола. В статье хоронить приведены в качестве индоевропейских соответствий лат. servāre и др.-инд. çarana. Поскольку др.-инд. -ç- не соответствует латинскому -s-, ссылаться следовало на какое-то одно из этих слов. Такого же рода взаимоисключающие ссылки содержатся в статье храбрый. Противоречивы объяснения слов палуба, поросенок, простой, скорняк, хребет и др. Один и тот же язык называется в словаре то древнеисландским, то древнесеверогерманским, то древнескандинавским и даже древнесеверонемецким (?! – с. 229). В настоящее время принято употреблять первое из этих названий. Можно, разумеется, с этим не соглашаться, но обозначать один и тот же язык четырьмя различными способами в любом случае не годится. То же самое относится к обозначениям: прусский и древнепрусский, старофранцузский и древнефранцузский (с. 12–13).
Ряд ошибочных положений содержится в «Пояснениях к словарю», которые помещены в конце книги (с. 570–594). Так, здесь говорится, что «латинский – язык древнеримских текстов (с VI по III в. до н. э.)» (с. 580). В источнике, которым пользовалась Г. П. Цыганенко, речь шла, видимо, о долитературной архаической латыни. Основная же масса памятников латинского языка относится, как известно, к более позднему времени. «Литовский и латышский – говорится на той же странице, – языки древних текстов (с XVI в.)». Почему же из этого определения исключаются современные литовский и латышский языки и их диалекты? Кстати, ссылки на древние литовские и латышские примеры в словаре отсутствуют почти полностью. Крайне неудачной является «Таблица звуковых соответствий в индоевропейских языках» (с. 582–583). Здесь много невыправленных опечаток, недосмотров, пропусков.
Встречаются в словаре и так называемые этимологические «мифы». Вот пример одного из них. «Латинские слова porta 'ворота' и portus 'гавань' образованы от глагола portāre 'носить, переносить'». Этимологическая связь между понятиями 'носить' (portāre) и 'ворота, гавань' (porta, portus) объясняется исторически следующим образом: у древних римлян был обычай при основании города вначале опахивать его, т. е. плугом бороздить черту, по которой должна была проходить городская стена. В тех местах, где следовало ставить ворота, плуг проносили на руках. Отсюда porta – букв, 'место, где носят (плуг)', затем – 'место для входа – выхода' и т. п. Автор, видимо, очень дорожит этим объяснением и повторяет его еще раз в «Предисловии» (с. 8). На самом деле приведенное объяснение всего лишь красивый вымысел на уровне народной этимологии. Прежде всего, у лат. porta 'ворота', portus 'гавань' (с исходным значением 'проход, вход') имеются надежные индоевропейские соответствия, в частности в германских языках. Мы их находим даже в современном нем. Furt, англ. ford 'брод', т. е. 'проход (через реку)' (кстати, сюда относится и английский топоним Oxford 'бычий брод'). В исландском языке соответствующее германское слово, как и лат. portus, означает 'гавань' (оно проникло в русский язык в форме фиорд). Как же быть с ношением плуга во всех этих случаях? Ясно, что перед нами слово более древнее, чем приведенный римский обычай. Затем, лат. porta не может восходить к portāre по словообразовательным причинам. Самый глагол portāre (<*poritāre) представляет собой фреквентатив к *poreo 'иду, еду' (ср. готск. faran 'идти, ехать'). Значение 'носить, возить' у глагола portäre – вторичное, развившееся из значения 'ездить' (ср. нем. fahren 'ездить' и → 'возить'). В этом отношении лат. porta 'дверь' и portus 'гавань' отражают более древнюю семантику корня *реr-/*роr- 'идти, ехать' – 'проход, проезд'. О том, что глагол portāre непосредственно сюда не относится, свидетельствует, например, образованное без суффикса -t- др.-гр. πόρος 'проход' (→ 'пролив', 'переправа', 'путь', а также 'пора'; в последнем значении через западноевропейские языки это слово проникло и в русский язык: пóра, пóры 'отверстия потовых желез на поверхности кожи'). Попутно замечу, что франц. port 'гавань' восходит не к лат. porta 'дверь' (с. 8), а к portus 'гавань'.
Другой такого же типа «миф» содержится в статье персона. Лат. persōna 'маска'не могло быть образовано от глагола personāre 'громко звучать' по ряду причин. Во-первых, глагол имеет в корне краткое -ŏ-, а существительное persona – долгое. Во-вторых, слово persōna было заимствовано римлянами у этрусков (оно засвидетельствовано в этрусских надписях), а глагол personāre – исконно латинский. Наконец, в латинском языке не было словообразовательной модели, по которой существительное могло бы быть образовано от глагола «путем отбрасывания суффикса инфинитива».
Автор словаря повторяет довольно широко распространенную неточность в вопросе о происхождении слова спартакиада. Рабочие спартакиады не были непосредственно связаны с именем Спартака – вождя крупнейшего восстания рабов в древнем Риме (с. 444). На самом деле его именем был назван «Союз Спартака» в Германии, а отсюда (позднее) – крупные спортивные состязания рабочих. Данное обстоятельство является важным промежуточным звеном в семантической истории слова спартакиада.
Помимо уже отмеченных недостатков, словарь Г. П. Цыганенко содержит большое количество (более 150) разного рода частных ошибок, неточностей, невыправленных опечаток. Вот некоторые из них. Др.-сканд. (др.-исл. – Ю. О.) *varingr (статья варяг) не было заимствовано из латинского и греческого, а является исконно германским словом. У др.-гр. *ἐνωτίζειν (правильно: ἐνωτίζεσϑαι) неверно выделен «компонент» -ζειν 'принимать' (с. 77). На самом деле -ειν – признак инфинитива, а -ιζ- – отыменный суффикс. Нем. Jahr не может происходить от готск. jēr 'год' (с. 566), ибо немецкий язык генетически не восходит к готскому (как, например, романские языки к латинскому). Много в словаре искаженных иноязычных слов. Так, правильным было бы нем. Vortuch, а не Fartuch (с. 93), др.-инд. ghūkaḥ, а не gluka (с. 103), лит. grìdyti, а не gridti (с. 116), др.-гр. ϑηλή, а не dēlē (с. 130), готск. salt, а не solt (с. 430), нем. (Jahrmarkt, а не (Jahr)mark (трижды – на с. 565–566) и т. д.
К сожалению, небрежное редактирование этимологических словарей у нас уже сделалось дурной традицией. Между тем этимологический словарь русского языка является справочным пособием для учителя-словесника, школьника, студента. Каждая, даже мелкая, опечатка и неточность в такого рода издании должна быть столь же нежелательной, как, например, в телефонной книге или в орфографическом словаре.
Большое количество критических замечаний еще не свидетельствует об общей отрицательной оценке книги Г. П. Цыганенко. Положительные качества словаря, отмеченные в начале отзыва, остаются в силе. Но обилие недочетов, мимо которых я, как рецензент, естественно, не мог пройти, привело к тому, что положительные стороны словаря были раскрыты мной не столь детально как хотелось бы.
В целом, при надлежащем научном редактировании, мы, безусловно, получили бы прекрасную книгу – полезную и учителям, и учащимся, и всем тем, кто интересуется происхождением слов русского языка.
Ссылки в сети на рецензии словаря Цыганенко:
).